Камиль Аммун: «Бейрут — это город, который не сдается, город израненный, истощенный»

Камиль Аммун — не только специалист по вопросам устойчивого развития и жизнестойкости городов, но и писатель. Его последняя книга «Октябрь в Ливане» (Octobre Liban) приглашает читателей пройтись по улице Бейрута и всмотреться в облик ливанской столицы, на котором история оставила многочисленные шрамы. Последним ударом стал взрыв в порту, изуродовавший несколько районов и нанесший жителям города глубочайшую рану, которая заживет еще не скоро.

Беседу провела Летиция Каси

ЮНЕСКО

Ваша последняя книга — это настоящая прогулка по улице Бейрута, по ходу которой читатель знакомится с событиями, потрясшими ливанскую столицу в период с начала протестов в октябре 2019 года до взрыва 4 августа 2020 года. На что бы вы хотели обратить внимание как писатель и специалист в области урбанистики?

В основу повествования легли мысли, пришедшие ко мне, когда во время октябрьских протестов 2019 года я бродил по улице в порту Бейрута. На разных участках она носит разные названия — улица Армении, Гуро, Эмир-Башир — но фактически это одна длинная улица. Книга основана и на моих воспоминаниях о городе. По правде сказать, идея написать подобную книгу-прогулку зародилась у меня задолго до осени 2019 года.

Бейрут — это город, который находится в постоянном движении. Потрясенный гражданской войной 1975–1990 годов, он пусть медленно, но восстановился. Торговцы и ремесленники вновь открыли свои лавки, и его кварталы, демонстрируя удивительную жизнеспособность, постепенно ожили. В середине 2000-х годов районы Геммайзе и Мар-Михаэль стали эпицентром ночной жизни и творческой душой столицы, а Бурдж-Хаммуд оставался экономическими «легкими» Бейрута.

Такое спонтанное изменение городской структуры произошло во всех кварталах, через которые проходит эта улица. Всех, кроме одного — исторического центра, последнего этапа нашей прогулки. Отреставрированный частной компанией, он воплощает собой поразительную устойчивость города к натиску капиталистического рынка недвижимости. Он настолько непохож на другие районы Бейрута, что кажется, будто время здесь остановилось. При этом в октябре 2019 года именно Старый город стал пульсирующим сердцем революции, именно здесь в первую очередь собрались манифестанты.

Пока я рассказывал о своей прогулке через призму октябрьских протестов, ко мне пришло горькое озарение. Городскую свалку на окраине Бейрута, в районе Бурдж-Хаммуд, от здания правительства, расположенного на холме Кантари, отделяет чуть более четырех километров, но этого расстояния достаточно, чтобы ощутить трагическую судьбу города и то, как вся страна, словно зачарованная, идет навстречу своей гибели.

О болезни, грызущей город изнутри, свидетельствует и река Бейрут, превращенная в канаву для сточных вод, и снос старого пивоваренного завода, территория которого была отдана под застройку, и закрытие железнодорожного вокзала несмотря на растущие пробки на дорогах. И, конечно же, порт.

Главный герой моего повествования — не рассказчик, а улица. Написать этот текст было моим долгом. Я должен был это сделать, невзирая на коллективную травму, на сложность поверить, что я выжил, на скорбь, печаль, ярость. Я должен был это сделать потому, что 4 августа 2020 года в 18 часов 07 минут в результате чудовищного взрыва главный герой, эта улица, погибает.

В чем, на ваш взгляд, отличительная особенность Бейрута?

Я не считаю Бейрут каким-то особенным. Как и многим другим городам мира, ему свойственна социальная разобщенность и расслоение городского пространства, усугубляемое застройщиками и коррупцией. Он страдает от отсутствия планирования, от загрязнения, от недостатка общественного пространства и неэффективности транспортной системы. Если у Бейрута и есть особенность, то, пожалуй, она в том, что в нем одновременно представлены все эти явления, и притом в крайней степени.

Насколько жители города ощущают себя его частью? Присваивают ли они себе городское пространство и каким образом?

Во время выступлений осенью 2019 года ливанцы вновь заняли общественные места, такие как площадь Мучеников и площадь им. Риада ас-Сольха. Там снова появились уличные торговцы кофе и жареной кукурузой, киоски букинистов. Бейрутцы заняли такие знаковые постройки, как «Яйцо» и заброшенное здание Большого театра. Люди возвели на площадях палатки, превратив их в настоящее место народных собраний. Мы стали свидетелями зарождения у населения жажды знаний, потребности в понимании происходящего и самовыражении. В опустевший центр города вновь вернулась жизнь. 

Манифестанты заблокировали дороги по всей стране. В районе Джаль-эд-Диб местные жители перекрыли часть Северной трассы — важнейшей магистрали страны, обеспечивающей сообщение со столицей. Их действия подвергались резкой критике. Некоторые даже обвиняли протестующих в том, что те парализовали экономику Ливана. Но у народа просто не оставалось другого выхода, чтобы выразить свой гнев и фрустрацию. Они буквально из ничего воссоздали общественное пространство, которого их город был столь жестоко лишен.

А ведь такие пространства играют важнейшую роль в формировании социальных связей. Здесь люди встречаются, общаются. И сегодня, когда застройщики все больше деформируют облик города, потребность в общественных местах ощущается еще острее. Здания, составляющие городскую структуру, постепенно сменяются высокими постройками, первые этажи которых заняты безликими автостоянками на сваях. А если в городе нет «живых» первых этажей, люди перестают гулять, ходить пешком, бесцельно бродить по улицам, случайные встречи становятся невозможными. Между тем именно случайные встречи и бесцельные прогулки лежат в основе городского творчества, именно они наделяют город душой.

Центр Бейрута уже похож на застывший музей под открытым небом, а остальная часть города рискует в ближайшее время превратиться в многоэтажную парковку. Нужно незамедлительно принять меры по сохранению его городской стратификации, его истории, культуры и особого образа жизни.

За последние десятилетия Бейрут пережил целый ряд кризисов, но за падением неизменно следовал подъем. Как вы можете объяснить такую жизнестойкость? Ослабили ли ее последние события?

«Бейрут тысячу раз умирал и тысячу раз возрождался», — пишет поэтесса Надия Туэни. Ее слова перекликаются с ливанской пословицей: «Бейрут семь раз разрушали и семь раз восстанавливали».

На протяжении многих лет ливанцы неоднократно проявляли поразительную жизнестойкость. Однако произошедшая 4 августа катастрофа окончательно подорвала эту легендарную способность к восстановлению. Он нашей жизнестойкости ничего не осталось и нам всем сейчас плохо. На следующий день после взрыва социальные сети пестрели сообщениями с одним только посланием: We are not ok!, «Мы не в порядке».

Произошедшая 4 августа катастрофа окончательно подорвала легендарную способность Бейрута к восстановлению

Жизнестойкий город способен обеспечить непрерывность городской жизни вопреки выпадающим на его долю испытаниям. До настоящего времени Бейрут действительно стойко выдерживал удары судьбы, хотя они и оставляли на его облике многочисленные шрамы. Но по сути это не жизнестойкий город, а город, который не сдается, город израненный, истощенный. Сегодня от былого Бейрута осталась лишь тень, тень города, каким он мог бы быть. В 1990 году в центре были снесены целые кварталы, исторические здания были разрушены застройщиками, а то немногое, что от них осталось, обрушилось в результате взрыва 4 августа. Утраченное уже не вернуть.

Каковы наиболее явные последствия взрыва?

Во-первых, жителям Бейрута была нанесена глубочайшая травма. Боль, причиненная взрывом, быть может, и не видна, но она очень сильна. В общей сложности 300 тыс. человек лишились крова и были вынуждены искать убежища у своих близких. На реконструкцию нужно время.

Что касается материального ущерба, то более всего пострадали районы, где проживали представители самых разных слоев общества и находилась значительная часть архитектурного наследия Бейрута. По оценкам председателя Ордена инженеров и архитекторов Ливана Джада Табета, 32 здания из их числа восстановлению не подлежат, и еще 300 находятся под угрозой обрушения. Стены из песчаника, аркатура, деревянный остов зданий, черепичные крыши, элементы фасада из дерева, балконы из мрамора не устояли перед взрывной волной.

Несмотря на тенденцию к джентрификации, то есть к вытеснению рабочего класса более состоятельными категориями граждан, в кварталах Геммайзе и Мар-Михаэль удалось в большой мере сохранить социальную неоднородность населения, в частности благодаря регулированию стоимости аренды жилья, позволившему исконным обитателям остаться на прежнем месте. При реконструкции есть риск нарушить социальную структуру исторических кварталов, пошатнуть их экономический динамизм и творческий потенциал.

При реконструкции есть риск нарушить социальную структуру исторических кварталов

Как, по-вашему, должна проводиться реконструкция?

Чтобы не повторять ошибок прошлого и избежать захвата этих кварталов застройщиками, крайне важно принять четкие законодательные рамки в отношении восстановления и реконструкции пострадавших районов. Городские власти должны тесно взаимодействовать с местными жителями, учитывать их мнение, образ жизни и видение своего города. Без эффективного, инклюзивного и трезвого городского управления Бейрут — весь, а не только поврежденные районы — продолжит медленно шагать в пропасть.

Основания для надежды есть. Невзирая на многочисленные проблемы и разрушения, Бейрут обладает огромным потенциалом, который обусловлен его динамизмом, культурой, творческим духом, его демографией и географией, а также его образом в коллективном сознании людей. И наша задача сегодня — создать все условия для того, чтобы этот потенциал мог в полной мере проявиться и чтобы те, в ком силен творческий дух, имели право голоса в принятии решений относительно своего города.

Читайте также:

Бейрут: восстановление начинается с образования и культуры, «Курьер ЮНЕСКО», октябрь-декабрь 2020 г.

Города: в поисках новых перспектив. Номер «Курьера ЮНЕСКО», посвященный городам, апрель-июнь 2019 г.

Ливан: шрамы войны, «Курьер ЮНЕСКО», декабрь 2006 г. (на английском языке).

***

Подпишитесь на «Курьер ЮНЕСКО» и узнавайте о новых выпусках первыми. Подписка на электронную версию 100% бесплатна.    

«Курьер ЮНЕСКО» в социальных сетях: Twitter, Facebook, Instagram

Interview by Laetitia Kaci

UNESCO

In Octobre Liban (Lebanese October), you walk along a street in Beirut, beginning with the protests in October 2019 demonstrations and ending with the explosion on 4 August 2020. What did you observe, as a writer and urban planning specialist? 

This text was born out of the October 2019 demonstrations, when I was walking along the street that runs along the port, and has three names: Rue d'Arménie, Rue Gouraud, Rue Émir-Bachir. It was also nourished by my memories of the city. In fact, the desire to convert my wanderings into a book predates autumn 2019. 

Beirut is a city in motion that slowly rebuilt itself after the civil war (from 1975 to 1990). Its neighbourhoods have gradually and organically regained an economic vitality driven by small shops and craftsmen. In the mid-2000s, the districts of Gemmayzeh, and later, Mar Mikhäel, became the epicentre of Beirut nightlife and the source of unbridled artistic creativity – while Bourj Hammoud remained the economic heart of the city. 

This spontaneous recomposition of the urban fabric has occurred in all the neighbourhoods  bordering this street. All, except one: the historic city centre. Rebuilt by a private realtor, it illustrates the inability of real estate capitalism to make a city. The last stage of the narrator's wanderings, this city centre is totally disconnected from the rest of the city today. Yet, in October 2019, when the inhabitants took it over with their protests, it became the beating heart of the revolution. 

While telling the story of this walk through the prism of the October demonstrations, a new perspective came to me. From the Bourj Hammoud rubbish dump on the outskirts, to the seat of government perched on the Kantari hill, the distance is just over four kilometres. Yet this is enough to measure the tragic nature of the city and the way in which the country, like a sleepwalker, has walked towards its ruin.

The Beirut River, which receives the city's wastewater before discharging it into the Mediterranean, the destruction of the Grande Brasserie du Levant [the Middle East’s oldest brewery] by a real estate developer, the abandoning of the [Mar Mikhäel] railway station when all the surrounding roads are congested, and, of course, the port of Beirut, are all symptoms of the evils eating away at the city.

The main character of this story is not the narrator, but the street he walks along. I had to write this text in spite of the collective astonishment, in spite of the astonishment of having survived, in spite of the mourning, in spite of the sadness, in spite of the anger. I had to write it, because on 4 August 2020 at 6.07 p.m., in that dreadful explosion, on that street, this character dies.

How would you define the uniqueness of the Lebanese capital?

I don't think Beirut is unique. Like many cities in the world, it is marked by community and social divisions, a disintegration of the urban fabric driven by property developers and corruption. It suffers from a lack of urban planning, is polluted, and lacks public spaces and efficient transport. If there is something unique about this city, it is perhaps the fact that it combines all these phenomena and offers an exacerbated version of them. 

In what way have the inhabitants reappropriated this city? How do they inhabit it now?

During the mass demonstrations of autumn 2019, the Lebanese reappropriated certain public spaces such as the Martyrs' Square and the Riad El Solh Square in Beirut. Coffee vendors, roasted corn-on-the-cob vendors, second-hand bookstalls, all appeared there. Iconic buildings such as The Egg or Beirut’s Grand Théâtre were occupied, and used differently. Tents were erected, and a veritable agora [a public open space] was created. A thirst for knowledge, understanding and expression was reborn. Life returned to the city’s empty centre. 

Roads across the country were also blocked by the demonstrators. In Jal el Dib, for example, a section of the northern highway – a vital artery leading to the capital – was occupied by its inhabitants. These actions were heavily criticized. They were seen by some as the cause of the paralysis of the Lebanese economy. In reality, it was the only way the inhabitants could find to express their anger and frustration. In doing so, they created public spaces ex nihilo [out of nothing] in a city which is cruelly lacking in them.  

These are places where social bonds are forged, where people can meet and find each other. They are all the more essential now that property developers are in the process of tearing down the city. The buildings that make up the urban fabric are increasingly giving way to buildings with car parks on stilts. In a city without a ground level, people stop wandering or strolling around – letting chance guide their steps, and making random encounters. It is precisely these encounters and wanderings that form the core of a city's artistic activity and creativity, and give it its soul. 

While Beirut's city centre is already a museum-like and unaffordable space, the rest of the city also threatens to become a city of parking lots on stilts. It is urgent that measures be taken to safeguard its urban stratification, its history, culture, and way of life. 

Beirut has gone through multiple crises in the past decades, but it has always managed to recover. What explains this resilience? Has it been undermined by this latest ordeal? 

“Beirut has died a thousand times and been reborn a thousand times,” writes the poet Nadia Tuéni. Her words echo a popular legend: “Beirut has seven times been destroyed, and seven times rebuilt”. For years, we’ve talked about the Lebanese as always being able to rise again. But the apocalypse of 4 August has overwhelmed this legendary resilience. We are not resilient and we are not all right. That’s what messages exchanged on social networks after the explosion simply stated: “We are not ok!”. 

A resilient city succeeds in maintaining its urban continuity in spite of hardships. Until then, Beirut always seemed to recover, but with the price of many scars. It is not a resilient city, it is a city that is fighting, a wounded city, a tired city. And today it is only a shadow of its former self, a shadow of the city it could have been. Entire districts of the city centre were razed to the ground in 1990, historic buildings were destroyed by property developers – and then by the explosion of 4 August. What is lost is lost forever. 

What are the most visible scars left by the explosion that destroyed parts of the city? 

First of all, there is the trauma that has haunted the people of Beirut since the explosion. It may not be visible, but it is powerful. A total of 300,000 people lost their homes and had to find shelter with relatives. The rebuilding will take time. 

On the physical level, the areas that have suffered the most are neighbourhoods with great social diversity, and a large number of buildings belonging to Beirut's architectural heritage. According to Jad Tabet, president of the Lebanese Federation of Engineers and Architects, thirty-two of these buildings are completely destroyed and 300 more are at risk of collapse. Their sandstone walls, arches, wooden frames and tiled roofs, the woodwork on their façades, and the marble on their balconies, did not withstand the impact of the explosion. 

In spite of their gentrification, the districts of Mar Mikhäel and Gemmayzeh have retained a high level of social diversity, due to the rent controls that have allowed the original inhabitants to stay there. What is at stake with the reconstruction is maintaining the social fabric of these districts, their economic dynamism and creativity. 

How do you envisage the reconstruction? 

In order to avoid repeating the mistakes of the past and to prevent developers from preying on these neighbourhoods, it is essential to establish a legal framework for the reconstruction and restoration of the areas affected by the explosion. Urban governance must involve the inhabitants, taking into account their opinions, their practices and the way in which they view their city. Without effective, enlightened and inclusive urban governance, the city of Beirut – well beyond the areas damaged by the explosion – will continue its slow decline.

There is reason for hope. In spite of its setbacks, in spite of the destruction, Beirut retains an extraordinary urban potential, thanks to its dynamism, culture, creativity, demography and geography – but also by what it evokes in the collective imagination. Today, this urban potential must be able to express itself fully, and those who bear this creativity must be able to take decisions.